Григорий Ватав
Cегодня, в годовщину начала Великой Отечественной, в селе Кошница проходит акция «Свеча памяти». Ровно в четыре часа утра здесь зажглись десятки свечей в память о погибших в той войне. А ещё торжественно были перезахоронены останки семи бойцов, сложивших головы во время боёв на Кошницком плацдарме весной 1944-го.
Среди историков, ветеранов, молодёжи из поисковых организаций, участвующих в акции, здесь присутствует и человек, чьими порой самоотверженными усилиями Кошница на протяжении десятилетий остаётся неизменной «точкой напоминания» о событиях тех лет. Григорий Арсеньевич ВАТАВ – преподаватель истории местного лицея, энтузиаст историко-поисковых работ, по крупицам восстанавливает детали боевых действий на Кошницком плацдарме. С ним побеседовал наш корреспондент.
— Григорий Арсеньевич, вы, видимо, один из самых компетентных в стране специалистов по истории боёв на Кошницком плацдарме весной 44-го. Сколько этой темой занимаетесь?
— С тех пор как в четырнадцать лет вступил в отряд красных следопытов.
Мы, пацаны, вели в то время большую переписку с ветеранами Великой Отечественной по всему Советскому Союзу. И тогда, наверное, ещё не осознавали до конца, какое огромное «наследство» тех страшных дней продолжает лежать у нас буквально под ногами. И сколько бойцов, погибших и пропавших без вести во время боёв на Кошницком плацдарме, по сей день не найдены и не похоронены с подобающими воинскими почестями.
Я был шестнадцатилетним комсомольцем, учился в дубоссарской школе-интернате, когда недалеко от нашего села в Днестре был обнаружен затонувший танк Т-34. Покоился он на совсем небольшой глубине, и мы, ребята, бывало, ныряли в воду с его ствола. Будучи активистами поискового движения, мы довели информацию об этом танке до сведения тогдашнего председателя республиканского штаба поисковых работ полковника Евгения Ивановича Красовского. Он отреагировал оперативно, выделил необходимую технику и рабочих. Операция по подъёму машины была не из простых – водолазам, например, пришлось работать отбойными молотками. А когда танк вытащили, оказалось, что он на удивление хорошо сохранился, даже боекомплект в боевом отделении располагался на положенных местах. Но главным было другое: в машине мы нашли останки танкистов, двое из которых — Иван Шикунов и Григорий Корнеев — были Героями Советского Союза, которых считали пропавшими без вести! Позднее мы выяснили, что в ночь с 21-го на 22-е мая перед танкистами (а за машиной Шикунова-Корнеева шли ещё полсотни советских танков 135-й бригады Михаила Безнощенко) стояла задача, форсировав Днестр, осуществить внезапный прорыв немецкой обороны. Судя по всему, экипаж этого конкретного танка составляли специалисты по форсированию водных преград, но в ту ночь в Днестре их настигла смерть…
Словом, находка была «громкая». Потом об этом вышла книга Владимира Расстригина и Рудольфа Ольшевского «Операция «Танк».
13 августа 1968 года эта «тридцатьчетвёрка» была установлена в Кошнице на кургане Славы.
А немного позднее нам удалось найти и обломки истребителя «ЯК-1», на котором в свой последний бой над Кошницким плацдармом вылетела лётчица Мария Кулькина. Одним словом, с юных лет с головой окунувшись в поисковую работу, я очень скоро понял, что не смогу до конца жизни уйти от этой темы…
— По интенсивности боёв весной-летом 44-го Кошницкий плацдарм сопоставим с Шерпенским?
— Они не просто сопоставимы, это была одна и та же зона боевых действий, плацдармы составляли так называемый «кишинёвский выступ», за который в преддверии Ясско-Кишинёвской операции и велись бои.
К сожалению, даже сегодня мало кто владеет более или менее полной картиной событий, разворачивавшихся в те дни в районе Кошницы. А ведь здесь произошла настоящая трагедия, о которой в советские времена если и говорили, то скупо.
Две стрелковые дивизии – 203-я и 243-я – попали в «мешок», заранее подготовленный немцами. Освободив 13 мая село Дороцкое, две эти дивизии должны были с боями выдвинуться в район, где нынче располагается вадул-луй-водский мост. Оттуда до Кишинёва оставалось бы всего 32 километра, и дальнобойные артиллерийские орудия могли обстреливать кишинёвский железнодорожный вокзал, парализуя подвоз немецкой техники и боеприпасов на Шерпенский и Кошницкий плацдармы…
Говорят, что маршал Малиновский, придя на КП (на его месте сегодня расположен курган Славы) и осмотрев в бинокль низину, по которой предстояло двигаться нашим войскам, произнёс: «Прекрасный пейзаж для воскресной рыбалки, но как место ведения боевых действий никуда не годится – накроют с двух сторон». Но было уже поздно – войска пошли в атаку и, в полном соответствии с предостережениями маршала, были с двух сторон взяты в «клещи» подразделениями 6-й немецкой армии.
Вы, вероятно, знаете, что в 44-м 6-я армия уже называлась «армией мстителей» — в её составе воевали родственники и близкие солдат и офицеров той 6-й армии, которая была разгромлена и пленена под Сталинградом. Ушедшие в прорыв на Кошницком плацдарме 203-я и 243-я стрелковые дивизии как раз за год до этого и воевали на Волге…
В общем, последующая неделя боёв носила ожесточённейший характер. Соответственно потери были колоссальными. Выжившие в той бойне вспоминали, что Днестр время от времени становился красным от крови. Этот совсем небольшой по площади «мешок» каждый день в течение недели от заката до рассвета утюжила немецкая артиллерия и авиация, ежесуточно совершая по три тысячи самолётовылетов! Не было ни секунды, чтобы не рвались снаряды, мины и бомбы. По моим данным, только в одну ночь советские войска потеряли убитыми 650 бойцов.
По этой теме я неоднократно работал с архивами министерства обороны РФ в Подольске. Согласно существующим на сегодняшний день данным, за неделю боёв на Кошницком плацдарме наши войска потеряли 5167 солдат и офицеров убитыми и ещё 3323 пропали без вести. Но я считаю, что реальные потери были в два-три раза выше. Даже с большой долей вероятности предположив, что дивизии были укомплектованы не полностью, количество погибших скорее всего составит не менее 15000. Пятьдесят три танка вошли в эту роковую низину ночью 22 мая (а ведь на их броне ещё было по 12 человек десанта) и лишь три из них неделю спустя смогли вырваться из окружения, остальные были сожжены.
— Такое огромное расхождение в ваших личных данных и данных министерства обороны… Почему так получается – ведь, например, в Шерпенском лесу былая война более охотно предъявляет свои свидетельства?
— Ну в моём случае всё-таки стоит говорить не о стопроцентных данных, а об обоснованных, но пока всё же предположениях. А сложность в поиске останков бойцов в том, что у нас нет ни карт захоронений, ни хоть относительно твёрдых свидетельств.
Так, скажем, мне удалось найти немецкие документы, которые свидетельствуют о том, что на Кошницком плацдарме было вырыто 354 километра траншей. И погибших часто, опасаясь эпидемий, просто в этих траншеях закапывали – конечно же, не запоминая и не фиксируя места захоронений. И только теперь, когда мне в руки попали наконец хотя бы эти карты траншей, можно вести поиск более или менее целенаправленно.
Ведь в предыдущие годы и даже десятилетия подавляющее большинство наших находок были случайными. Вот, скажем, работает человек в огороде или копает фундамент для дома и натыкается на останки. Хорошо если придёт ко мне и сообщит об этом. А бывает, просто вновь закапывают кости, да и дело с концом.
Или вот в 2008-м был случай сразу после наводнения. Когда сошла вода, часть подтопленных берегов обвалилась как раз в том месте, где проходили немецкие траншеи. Прибегает ко мне односельчанин, говорит: иди, посмотри, там дети с черепами играют… Взял я с собой нашего старожила Константина Семёновича Мамулата – он и определил, что траншеи немецкие: сразу после войны, говорит, мы здесь находили трофейные одеяла. Значит, эти восемь останков принадлежат немецким солдатам.
Мы тогда через руководителя поискового отряда организации «Август» Василия Сеньковского связались с немецким посольством и отправили им останки солдат, дабы были они похоронены на родине…
— Я так понимаю, с «Августом» у вас довольно тесные отношения. Последняя по времени удача – совсем недавно обнаруженные останки шести бойцов – ваша общая находка?
— Да. С Василием Сеньковским я познакомился в 2004 году на учредительном собрании ассоциации историков «Родной край», вице-председателем которой являюсь по сей день. С тех пор мы поддерживаем с «Августом» довольно тесные отношения.
А по поводу нашей недавней находки… Я постоянно опрашиваю людей, и те, кто случайно натыкались на останки, навели меня на мысль о братской могиле. Тут ребята из «Августа» со своим уже немалым опытом очень помогли – оказалось, и правда братская могила, хотя всего на шесть человек. Имена нам пока установить не удалось, но этих бойцов и ещё одного, найденного отдельно, мы буквально на днях перезахороним со всеми воинскими почестями (беседа проходила за неделю до акции перезахоронения. — Прим. ред.).
— В девяностых был перерыв в вашей поисковой деятельности?
— Вы знаете, в 89 году я решил съездить в Ленинград, в госпиталь, куда по моим сведениям с Кошницкого плацдарма в 44-м отправляли раненых. Надеялся найти дальнейшие, так сказать, «концы». Ну и пришёл к командовавшему тогда 14-й армией Александру Ивановичу Лебедю. Он говорит: со средствами сейчас туго, но ради такого святого дела выделю командировочные. Но мне не повезло. В госпитале как раз в тот момент было много покалеченных в Афганистане ребят, атмосфера царила страшная, мне было неудобно заставлять измученный персонал госпитали копаться в архивах. Девяностые и правда были тяжёлым временем для поисковиков. Но прошло время, и я вижу: пусть малая, но часть нового поколения идёт нам на смену.
— Я знаю, вы пишете книгу о событиях на Кошницком плацдарме. Хотя бы предположительно можете сказать, когда она выйдет в свет?
— К сожалению, не могу. Эта книга лежит у меня в столе уже 20 лет. В ней собраны в том числе и совершенно уникальные сведения, о которых, думаю, кроме меня, знают сегодня единицы. Мне пока не удалось этой книгой никого заинтересовать. Точнее, почти никого – находились деятели, предлагавшие средства на её издание за… соавторство.
Я всё же очень надеюсь, что рано или поздно мне удастся издать книгу. Быть может, в России.
— Вы сорок лет глубоко занимаетесь одной темой. Нет сегодня чувства усталости?
— Вы знаете, меня воспитывали в те времена, когда «память о павших», «история родной страны» не были пустыми словами. Я уже не смогу изменить этим принципам, даже если захочу. Кроме того, поисково-историческая деятельность заряжает силами, даёт стимул жить и искать. За сорок лет могу вспомнить множество удивительных моментов.
Вот, скажем, приехал я однажды в гости к легендарному Алексею Мересьеву. Надо сказать, он бывал у нас в Кошницком районе – хоть и не воевал здесь, но приезжал встретиться с друзьями. После одной из таких встреч осталась фотография, я её привёз ему. Он был так обрадован, что взамен подарил своё фото с автографом. Я тогда (а это был конец восьмидесятых) спросил лётчика, что он думает обо всех политических процессах, связанных с перестройкой. И Мересьев ответил мне: «Никогда курица не взлетит выше орла…»
Потом в Ленинграде, в разговоре со знаменитым комиссаром Фроловым речь зашла об «Авроре», тогда ходили слухи, что её уберут. Комиссар, с которого в своё время писалась знаменитая картина, тогда сказал: «Пока я жив, она будет стоять!»
Меня поразили уверенность и непоколебимость этих двух людей, двух настоящих офицеров, патриотов. Держать равнение на них – большая честь. Кто бы что ни говорил…
— Григорий Арсеньевич, не знаю, вправе ли я задавать этот вопрос… Правда ли, что вы в своё время усыновили двоих детей?
— Правда. Я женился в 82-м, но долгое время детей у нас с супругой не было. В 84 году поехала она однажды на консультацию в григориопольскую больницу и увидела там трёхдневного мальчонку, от которого в прямом смысле – выпрыгнув в окно – сбежала мать. Посоветовались мы с супругой, она несколько дней провела рядом с мальчиком. Чудесная медсестра этой больницы по имени Евгения помогла ей привыкнуть к ребёнку. Потом мы нашего парня назвали в её честь Евгением…
А через два года – похожая ситуация, только в больнице Дубоссар. Лежит в коридоре брошенный младенец, некоторые роженицы по очереди кормят его грудью. Жена звонит мне: возьмём? Так у нас появился Виталий.
Когда мальчикам было 10-12 лет какие-то «доброжелатели» их «просветили». Приходят оба домой, плачут: нам сказали, что мы вам неродные! А ну-ка, говорю, садитесь. Родство по крови ещё не означает, что люди действительно родные друг другу. Вы чувствуете себя неродными? Замотали головой, заулыбались. На этом вопрос был исчерпан. Добавлю только, что неоценимую помощь в воспитании детей оказали мои тесть с тёщей.
Вообще, я планировал открыть детский дом частного типа, свой-то дом строил когда-то в расчёте на десятерых детей. Но – развал Союза, неразбериха в независимой Молдавии осуществить мечту не позволили. Зато Бог дал нам с супругой дочку – Катюшу. Сейчас ей 20 лет, надеюсь, что в ближайшее время она поступит в МГИМО. Ну а парни мои в этом году оба женились, сейчас в Москве работают.
— Ну и раз речь зашла о детях… Как преподаватель, историк, поисковик скажите, будут ли нынешние молодые знать и ценить историю?
— Увы, не будут. Потому что сегодня в школах изучают историю сопредельного государства. Я учил и преподавал совсем другую историю, и даже сегодня стараюсь донести до ребят не сиюминутные, не политически окрашенные, а сугубо исторические истины. За это регулярно получаю… проверки из министерства образования.
И радует только то, что всё же находятся ребята, которых не бары и дискотеки интересуют, а действительно НАСТОЯЩИЕ вещи. Такие парни и девчонки работают, например, с «Августом», с некоторыми другими историческими организациями Молдавии. И эта преемственность поколений не даёт мне впасть в грех уныния…
Автор: Дмитрий Терехов